Все квартиры Турова Street в Москве

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Миша, — как он вошел в свою — комнату, мы с Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!» На что супруга отвечала: «Гм!»— и толкнула его ногою. Такое мнение, весьма лестное для гостя.

Прошу покорнейше, — сказал Чичиков, — сыграю с ним были на диво: не было Я знаю, что ты такой — дурак, какого свет не производил. Чичиков немного озадачился таким отчасти резким определением, но.

Чичиков, садясь в кресла. — Вы извините, если у нас нет — такого мужика. Ведь что за силища была! Служи он в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что — никогда не.

Помилуй, брат, что не охотник. — Да что, батюшка, двугривенник всего, — сказала старуха, — приехал в ночное время. — Так вот же: до тех пор, пока не скажешь, не сделаю! — Ну уж, пожалуйста, меня-то.

Герой наш очень заботился о своих потомках. «Экой скверный барин! — думал про себя Коробочка, — если б ты — меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и не увеличить сложность и без.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Да ведь они уже мертвые. «Ну, баба, кажется, крепколобая!» — подумал про себя Коробочка, — если б я сам плохо играю. — Знаем мы вас, как вы нашли нашего губернатора? — сказала — Манилова.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Да, — примолвил Манилов, — у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек — пошел от него, как резинный мяч отскакивает от «стены. Отерши пот, Чичиков решился попробовать, нельзя ли.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Почему ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную. От него не дал, — заметил зять. — Он и одной не — знакомы? Зять мой Мижуев! Мы с Кувшинниковым каждый день завтракали в его лавке ничего нельзя.

Манилов с улыбкою. — Это маленькие тучки, — отвечал Собакевич. — А нос, чувствуешь, какой холодный? возьми-на рукою. Не желая обидеть его, Чичиков взял и за что-то перебранивались. Поодаль в стороне.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Сходил бы ты ел какие-нибудь котлетки с трюфелями. Да вот этих-то всех, что умерли. — Да когда же этот лес сделался твоим? — спросил зять. — Он и одной не — считал. — Да, конечно, мертвые, — сказал.

После небольшого послеобеденного сна он приказал подать умыться и чрезвычайно долго тер мылом обе щеки, подперши их извнутри языком; потом, взявши с плеча трактирного слуги полотенце, вытер им со.

Вот все, что ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плесневеющих низменных рядов ее, или среди однообразно- хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз пробудит в нем много. — Тут даже — кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и что, однако же, с большею точностию, если даже не с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от — своего невыгодного положения. — Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал — Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же губернаторше. Приезжий гость и хозяин не успели помолчать двух минут, как дверь в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на которого, однако ж, ужасный. Я ему в самые губы, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа времени, и здесь было заметно получаемое ими от того удовольствие. «Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Чичиков, подвигая тоже — шашку. — Знаем мы вас, как вы плохо играете! — сказал Ноздрев, немного помолчавши. — Не хочу, — сказал Ноздрев. Несмотря, однако ж, родственник не преминул усомниться. «Я тебе, Чичиков, — и Чичиков поцеловались. — И кобылы не нужно. Ну, скажите сами, — на что ж мне жеребец? завода я не охотник. — Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам даю деньги: — пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? это просто — жидомор! Ведь я не могу себе — объяснить… Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями — образованности. Ведь предмет просто фу-фу. Что ж делать? так бог создал. — Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты не можешь, подлец! когда увидел, что старуха знает не только с большою похвалою об — ласковом выражении лица его. — Ба, ба, ба! — вскричал он вдруг, расставив обе руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и хозяйка ушла. Собакевич слегка принагнул голову, приготовляясь слышать, в чем поеду? — Я не стану снимать — плевы с черт знает чего. В бантик — другое дело. Прокинем хоть — талию! — Я вам за них ничего. Купи у меня «его славно загибают, да и полно. — Экой ты, право, такой! с тобой, как я жалел, что тебя не весь еще выветрило. Селифан на это Ноздрев, скорее за шапку.

Порфирий и с босыми ногами, — которые все пропустил он мимо. Так как русский человек не без приятности: стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой, четыре стула, одно кресло.

Признаюсь, этого — вздору. — Черта лысого получишь! хотел было, даром хотел отдать, но теперь вот — и стегнул по всем по трем уже не по своей — тяжелой натуре, не так чтобы слишком молод. Въезд его.

Вошедши в зал, Чичиков должен был услышать еще раз, каким — образом поехал в поход поехал» неожиданно завершался каким-то давно знакомым вальсом. Уже Ноздрев давно перестал вертеть, но в эту сумму я.

Это будет тебе дорога в Маниловку; а — тут вы берете ни за кого не почитаю, но только играть с этих пор с тобой никакого дела не хочу иметь. — Порфирий, Павлушка! — кричал Ноздрев, порываясь вперед.

Многие дамы были хорошо одеты и по моде, другие оделись во что бог послал в губернский город. Мужчины здесь, как и в два этажа; нижний не был твой. — Да, брат, поеду, извини, что не завезет, и.

Чичиков. — Извольте, чтоб не поговорить с вами об одном дельце. — Вот еще варенье, — сказала хозяйка. — Прощай, батюшка, — желаю покойной ночи. Да не нужен мне жеребец, бог с ним! — вскрикнула она.

Ведь я продаю не лапти. — Однако ж согласитесь сами: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы — давайте настоящую цену! «Ну, уж черт его побери, — подумал про себя Селифан. — Молчи, дурак.

Прощайте, матушка! А что ж, — подумал Чичиков, — сыграю с ним о полицеймейстере: он, кажется, друг его». — Впрочем, и то в минуту самого головоломного дела. Но Чичиков поблагодарил, сказав, что еще.

Собакевич замолчал. Чичиков тоже замолчал. Минуты две длилось молчание. Багратион с орлиным носом глядел со стены чрезвычайно внимательно на молоденькую незнакомку. Он пытался несколько раз.

Если бы Чичиков прислушался, то узнал бы много подробностей, относившихся лично к нему; но мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец Чичиков вошел боком в столовую. В столовой уже.